– Действительно, – согласилась я, до сих пор не понимая, издевается ли она.

Изнутри дом потрясал своим… нет, не комфортом. Как-то даже сложно сразу сформулировать. Дизайном, что ли? Все выдержано в одном стиле, все цвета подобраны, ни одной вещи не попалось на глаза, которая придавала бы помещению… жизненности. Это был не дом, а фото с дизайнерских сайтов, как рекламный плакат. Очень красиво, залюбуешься, но живые люди в таких условиях не живут. Они в них не выживают. Любая деталь бы что-то изменила – например, небрежно брошенный на полку блокнот, или лампа с вязаным абажуром. Я не специалист, конечно, но мне очень не хватало здесь абажура или блокнота, любой небрежности. Хоть какого-то дисбаланса, намекающего на то, что тут живет человек. Вот, я поняла главную несостыковку – дом оказался настолько идеальным, что не выглядел домом в самом теплом значении этого слова. Конечно, вслух я ничего не сказала.

А Вероника Ивановна все не унималась:

– Выходите с завтрашнего дня. Карина, по любым проблемам и вопросам вы звоните мне. Никогда и ни при каких обстоятельствах не связывайтесь с Александром Дмитриевичем. Ну и про материальную ответственность не забывайте. Нет, не надо хмуриться, я это в общем контексте сказала. Уверена, что Галина Васнецова не порекомендовала бы нам человека, способного на воровство или что-то подобное.

Про материальную ответственность я видела в договоре, этот пункт немного напрягал. Но ведь он был логичным. Разобью, к примеру, эту шикарную стеклину во всю стену – с меня и спросят по ее стоимости. Но безрукостью я не страдала, вряд ли начну тут что-то ломать и крушить. Да и конечно, к воровству не склонна. А вот все же немного напрягалась, потому и осмелилась уточнить:

– Вероника Ивановна, а если что-то пропадет, то меня обвините?

– Конечно! Если вы возьмете. И не обвиним, если не вы, – она оценила мои скептически прищуренные глаза и объяснила: – На входе камера видеонаблюдения, Карина. И такие же на двух пожарных выходах. Все окна на сигнализации. Уж поверьте, что у нас нет никакой нужды обвинять в воровстве того, кто не крал. А у Александра Дмитриевича пунктик на любом порядке. Если уж кто его обворует, то он точно все силы положит на то, чтобы найти настоящего виновника и всю душу из него вытрясти, – она вдруг сильно сбавила тон и наклонилась ко мне, словно тут еще кто-то присутствовал: – Это его главный и самый важный пунктик – стремление к безупречному порядку во всем. За это кто-то считает его маньяком, но именно по той же причине вам не стоит опасаться ложных обвинений.

Я судорожно выдохнула. Уф. Мне вдруг стало жаль эту женщину. Ей вроде бы не больше тридцати, очень красивая брюнетка. Но такой ненормальной она не просто так стала – а от работы с настоящим маньяком. И она искренне недоумевает, как люди не могут запомнить каких-то пару сотен правил. Ей явно приходится учитывать намного, намного больше. Ха, а я еще Сережку слишком правильным считала. Тут такие экземпляры, на правилах помешанные, что хоть в зоопарк их или на выставку.

Она тщательно переписала мои паспортные данные, адрес, номер телефона и зачем-то еще номера телефонов моих родителей. Объяснила, что на случай, если я потеряюсь вместе со всеми ценными вещами. Только в контексте договора, ничего личного! А потом выгнала восвояси. Проходя мимо ворот, я помахала охраннику в будке – тот никак не отреагировал. Похоже, маньяк на работу принимает только таких же маньяков.

Страшно мне было недолго. В конце концов, в договоре предусмотрена возможность мгновенного увольнения – в этом случае я не получу оплату только за текущую неделю. А если за три дня об уходе предупрежу, то и ее выдадут. Договор не выглядел кабальным, все пункты подробно прописаны: хочешь выполняй, не хочешь – ищи другое место. Намного выше вероятность, что уволят меня. Я была уверена, что за такие деньги очень даже хочу хотя бы попытаться.

И все равно на следующий день очень волновалась. Приехала в одну минуту десятого – хотелось иметь в запасе побольше времени. Но вся уборка заняла не больше трех часов. И это при том, что я постоянно в договор заглядывала и сверялась. Не настолько уж много обязанностей, чтобы не справиться. В четверг, когда еще стирку устраивать, выйдет чуть побольше – часа на два максимум. Ну и что так не работать?

На второй день дышалось легче. Веронике Ивановне позвонила только один раз:

– Здесь рубашка на кровати. Ее в шкаф или в стирку?

– В стирку, Карина, которая будет… – она замолчала, как учитель, дающий паузу для ответа ученику.

И я оправдала ее ожидания:

– В четверг!

– Вы меня очень радуете, честное слово. В пятницу погладите, если не успеете в четверг.

– Спасибо. Извините, что побеспокоила.

– Что вы! Звоните в таких случаях. Это намного лучше, чем что-то сделать не так!

А потом я и четверг преспокойно пережила. И цветы поливала, как прописано, – вымеряя дозировку мензуркой. Тоже себя маньячкой почувствовала, но оттого только весело стало. И в четверг же познакомилась с поваром, задержавшись. У них тут целая прачечная предусмотрена – стирай, гладь, откладывай на потом, если прижмет, никто и не заметит.

Повар оказался довольно молодым парнем, лет на пять старше меня. Как раз выставлял кастрюли, когда я поднялась по лестнице из подвального помещения, где располагалась прачечная, гараж и какой-то запертый склад.

Парень сильно вздрогнул. Я вскинула руки, как делают в фильмах космонавты при знакомстве с инопланетными цивилизациями, и широко улыбнулась:

– Привет, я Карина. Уборщицей устроилась!

– А, привет, – он как будто был не очень рад. – Значит, Маргариту уже уволили. Так и думал.

– До меня работала? – я радовалась хоть какому-то живому существу. – Интересно, за что ее уволили. Как тебя зовут?

– Тимур, – ответил он. – И не усаживайся здесь, не мешай. У них тут такие порядки, что хоть мелочь перепутаешь – вышвырнут. А у меня мать болеет. Уходи, если закончила.

Я опешила и отступила, бормоча:

– Хорошо, не буду мешать.

Задавать вопросы я не осмелилась. Не слишком красивый парень, очень худощавый, в очках, однако портило его в большей степени хмурое выражение лица. Надо же, до чего человека довели – он даже на минуту отвлечься боится! И ситуация у него, похоже, безвыходная – вот и старается так, что уже целый месяц продержался. Ну, а мне что? Из себя человека выводить, потому что сама по человеческому общению соскучилась? Да лучше домой полечу или к Сережке.

Сережке моя должность совсем не понравилась. Но отговаривать не стал – заявил, что сама от такого самодура скоро улечу. Я же била главным аргументом: за четырехчасовую занятость в день такие деньжища. А потом и рассказывала про все их закидоны, про двенадцать совершенно одинаковых рубашек в гардеробе, про отдельные выдвижные ящики – с часами и запонками, про зашуганных повара и робокопа в охранной будке. Сережка хохотал и язвил, что «красиво жить не запретишь, но лучше уж вообще не жить, чем так». И через несколько дней тоже привык. Вот только я ему так и не сказала, что устроилась к его же директору. Даже не знаю почему. Потому что тот презентабелен, как черт-те кто? Или потому что решила, что Сережке это будет неприятно? Или не хотела обсуждать нашего нанимателя с разных сторон – как офисного руководителя и как незримого жильца в доме, где пыль вытираю? Понятия не имею, просто не сказала. Да и какая разница, если я с начальником по условиям договора видеться не должна? Можно сказать, что я на Веронику Ивановну работаю, и то правдивее выйдет.